Я настолько оцепенела от ужаса, что Себастьяну пришлось тронуть меня за плечо, чтобы вывести из этого состояния. Тогда я стала медленно спускаться в ров, стараясь не наступить на какую-нибудь из этих кошмарных тварей.

Их было столько, что я с трудом справлялась с задачей. К счастью, мотив, который играла Дорана, действовал на змей безотказно, погружая их в блаженный транс.

«Поторопись! — подгоняла я сама себя. — Не задерживайся! Иди вперед!»

Волшебный кран я обнаружила без особых затруднений: длинная медная трубка, которая заменяла ему тело, ярко блестела среди темной массы змей. Тоже захваченный гипнотическим действием мелодии, льющейся из костяной флейты, он с самым глупым видом покачивался туда-сюда. Живой кран, воображающий себя удавом! Вот уж не думала, что когда-нибудь встречу подобного «зверя»!

Я достала холщовый мешок, который специально запасла для такого случая, и направилась прямо к нему. В конце концов, это всего лишь кран! Уж он-то никак не мог нас укусить. Я крепко ухватила его за «шею», причем он даже не пытался сопротивляться. В следующий миг я уже сунула его в мешок, и Себастьян быстро затянул кожаный шнурок на горловине. Судя по всему, находящийся под действием волшебной музыки кран даже не успел сообразить, что его поймали. Он лежал спокойно, и это было к лучшему: я боялась, что он прорвет мешок своим длинным медным «телом», если будет сильно извиваться.

Мы поспешно двинулись назад, но, видимо, судьба решила, что все прошло слишком уж гладко... флейта Дораны издала фальшивое «квак» в тот самый миг, когда мы уже перешагивали через край кратера. У меня невольно вырвался стон. Змеи вокруг нас тут же перестали покачиваться. Чары разрушились. К счастью, их сознание все еще было слишком затуманенно, чтобы они сразу заметили наше присутствие. Это крохотное промедление дало нам возможность выскочить из ямы. Когда до спасения оставались считаные метры, я почувствовала удар в левую ступню: одна из кобр попыталась укусить меня, но по счастливой случайности ее ядовитые зубы угодили как раз в каблук моего сапога!

— Беги вперед! — крикнул мне Себастьян. — Я займусь ими!

Я не очень ясно поняла, что произошло потом, но мне показалось, что из кончиков его пальцев вдруг выросли длинные острые когти, и размахивая ими как саблями, он начал рубить головы рептилиям, которые ринулись за нами следом. Десятки зубастых треугольных голов взлетели в воздух, попусту разбрызгивая яд.

— Беги! — умоляла я. — Их слишком много! Тебе не справиться со всеми!

Я знала, что его вот-вот с головой накроет волна ползучих тварей, хлынувших из ямы.

И я не хотела, чтобы его укусили, и он стал таким же, как они!

Наконец он побежал за мной. С отчаянно бьющимся сердцем мы бросились к лошадям.

Три или четыре змеи попытались преградить нам дорогу, но Себастьян обезглавил их одним взмахом руки.

— Скорее! — кричала Дорана. — Лошади бесятся, я не могу их удержать. Они сейчас унесут меня!

Я вскочила в седло, и моя лошадь рванулась с такой скоростью, что я едва удержалась в стременах. Обернувшись, я увидела, что дорога, по которой мы отступали, уже полностью покрылась змеями и выглядела теперь как медленно разворачивающийся чешуйчатый ковер. Самое жуткое зрелище в моей жизни!

Глава 7

Выйдя из оцепенения, кран начал отчаянно биться в мешке, притороченном к моему седлу. В общем, вел себя точь-в-точь как разгневанная змея и хлестал бок моего коня, как плетью.

— И что, он все время будет так? — спросила я у Дораны.

— Боюсь, что да, — ответила та. — Это только в сказках волшебные предметы готовы помогать своим обладателям. В реальности они всегда ведут себя как дикие звери и приручить их удается очень редко. В лучшем случае они пытаются сбежать, а в худшем — убивают тех, кто имел наглость их изловить.

— И как же, интересно, нас может убить кран? — фыркнул Себастьян.

— О, очень просто, — обронила Дорана, — он может задушить тебя этой гибкой трубкой, которая служит ему телом. Ему всего-то надо обвиться вокруг твоей шеи петлей и сдавить ее покрепче.

— А каким образом мы убедим его подчиниться нам? — снова задала я вопрос.

— С помощью все той же костяной флейты. Пока я буду наигрывать мелодию, он будет спокойным и послушным. Но если флейта сломается или мы ее потеряем, мы больше никак не сможем на него повлиять.

Я стиснула зубы. Конечно, в конце концов у каждой проблемы находилось решение, но это решение вызывало очередную проблему и так далее до бесконечности... Если так пойдет дальше, до конца мы никогда не доберемся!

Мы снова двинулись по дороге вдоль границы, туда, где высилась башня, в которой был заточен принц Седрик. Лошади начали проявлять признаки усталости, и мы решили разбить лагерь. В желудке у меня урчало от голода. Никакой еды у нас не осталось, и пришлось удовольствоваться несколькими дикими яблочками (жуткая кислятина!) и горсткой пыльных ягод ежевики, сорванных у обочины.

— Я бы мог поохотиться, — сказал Себастьян, — но у меня такое ощущение, что этот лес совершенно необитаем.

— Звери разбегаются из-за тебя, — усмехнулась Дорана. — Чуют запах оборотня и мчатся прочь со всех ног. Не боятся одни только монстры, но их ты едва ли одолеешь. Да и в любом случае, в этом нет смысла, потому что мясо монстров по определению несъедобно, и к тому же от него покрываешься прыщами.

Чувствуя, что назревает очередная ссора, я вмешалась с предложением:

— А что, если нам воспользоваться случаем и полить карту проявителем? Теперь, когда у нас на руках все ингредиенты, возможно, пришло время заняться более серьезными вещами?

— Точно, — согласилась Дорана, доставая из сумки костяную флейту. — Я начну играть, и как только кран впадет в транс, схватите его и откройте прямо над картой, как вы бы поступили с обычным краном.

Звучало не так уж сложно, и мы принялись за дело.

Принцесса поднесла флейту к губам, и чарующая мелодия потекла среди деревьев. Медный кран постепенно угомонился в своем мешке, и я развязала кожаный шнурок. Себастьян тем временем разложил листок со стихотворением 189 на плоском камне. Крепко сжимая кран в руках, я сделала, как велела Дорана. Из него вытекла тонкая струйка жидкости, оросив листок бумаги. Как только крохотная страничка полностью промокла, я завернула вентиль и снова сунула кран в мешок. Медная трубка, образующая его тело, достигала двух метров в длину, и мне вовсе не хотелось, чтобы она обвилась вокруг моего горла. Как только мешок был крепко завязан, Дорана перестала играть.

Мы уселись в кружок вокруг плоского камня и уставились на мокрый листок. Поначалу ничего не происходило, но потом мне показалось, будто страничка стала увеличиваться в размерах... Она и в самом деле «росла», совсем как проигранные на ускоренном режиме кадры роста растений, которые показывают в документальных фильмах. Всего за три минуты она выросла от размера почтовой марки до формата записной книжки. Если я и преувеличиваю, то совсем чуть-чуть... Конечно, она все еще оставалась слишком маленькой, чтобы на ней можно было что-нибудь разобрать, но прогресс был налицо.

Этот ритуал мы повторяли три дня подряд, и каждый раз клочок бумаги вырастал еще немного. На самом деле, слово «бумага» тут не совсем подходит; скорее стоило бы называть эту страничку пергаментом, потому что по мере роста она становилась все толще, а ее поверхность делалась слегка зернистой, как у тонковыделанной кожи. Из этого я заключила, что, подобно рукописям Средневековья, этот сборник стихов был переписан от руки на тщательно отбеленной дубленой коже какого-то животного.

И эта кожа под действием проявляющего раствора обретала собственную жизнь... Иногда она как будто вздрагивала или покрывалась мурашками.

— Попахивает курятиной, — заметил как-то Синий Пес, жадно облизываясь. — Интересно, какова эта карта на вкус?

— Только не вздумай поддаться обжорству! — прикрикнула я на него с угрозой. — После всего, что нам пришлось вынести, чтобы раздобыть ее, это было бы уже чересчур!